Павел проработал в правоохранительной системе около 20 лет и оставил службу задолго до 2020 года. Однако массовые протесты задели его в буквальном смысле. В первые дни он вышел к «баррикадам» и получил ранение. В интервью «Зеркалу» мужчина рассказал, как сложилась его дальнейшая судьба, а также дал оценку происходящему в стране.
Имя собеседника изменено для его безопасности.
«Государство потеряло свое смысловое наполнение»
Павел — 65-летний офицер в отставке. Службу в силовых структурах он закончил еще до 2010 года, уходил в высоком звании. Мужчина попросил не раскрывать его личность и представить себя как «юриста с опытом в сфере судебно-прокурорской и следственной работы».
— У меня давно сформировалось мнение о том, что происходит в стране. Уже с начала двухтысячных годов у меня полностью оформилось определение, что у нас в Беларуси — организованное преступное сообщество во главе с конкретными персоналиями. Прежде всего это самозванец. В связи с этим я изменил свою жизнь, бросил работу. И ушел в себя, занялся своими огородами и рыбалкой, — начинает свой рассказ собеседник.
Он сразу предлагает договориться о «системе координат» и поясняет понятия, которые использует. Действующую власть в Беларуси Павел называет не иначе как «организованное преступное сообщество», Александра Лукашенко — самозванцем, который захватил власть незаконным путем, силовые ведомства — псевдоправоохранительными органами, а политзаключенных — заложниками и потерпевшими. Он считает, что амнистировать их нельзя — только освободить. Насилие силовиков в отношении мирных протестующих и обыски с погромами, по его оценке, являются террористическими действиями.
— Государство потеряло свое смысловое наполнение, — рассуждает он. — Перестало быть организационно-правовым образованием, которое выполняет и реализует интересы народа, источника власти. Внешняя скорлупка и вся атрибутика используются организованным преступным сообществом для реализации своих корыстно-бандитских целей и планов. Это незаконный захват и удержание власти — раз. И удовлетворение своих корыстных низменных мотивов бандой Лукашенко — два.
Павел говорит, что на момент ухода из силовых структур не видел возможностей для изменения ситуации в стране, не видел и лидеров. Но продолжал следить за происходящим и поддерживать контакты с людьми внутри силовых структур.
«Ребенок, ты начнешь драться с ними, они будут тебя убивать»
В 2020 году отставной офицер понял, что «назревает какая-то провокация». В первые дни августовских протестов Павел узнал о жестоких действиях со стороны силовиков в отношении мирных протестующих — и не смог оставаться дома.
— Я, естественно, пошел для того, чтобы либо минимизировать последствия для народа, либо как-то с пользой поучаствовать, — объясняет он.
Людям на улице мужчина давал рекомендации «прежде всего думать об обеспечении собственной безопасности, а не пытаться показать, какие мы романтики и сейчас будем бороться с ОМОНом». Говорит, оказался в несколько «глупом положении»:
— Вынужден был на так называемых баррикадах говорить: «Детки, собирайтесь, уходите, прячьтесь, стойте на расстоянии 300 метров от этого ОМОНа с флагами, показывайте, что вы есть, и сразу же прячьте их, когда они к вам бегут».
Собеседник вспоминает один из диалогов того дня — с девушкой, которая была готова к силовому противостоянию. «Ребенок, ты начнешь драться с ними, они будут тебя убивать. Ты разницу понимаешь? У вас есть тут санитарно-эвакуационная служба? У вас есть связь, штабная работа, вы подготовили что-то?» — «Что-то ты, дед, такой… Провокатор».
Вскоре мужчина направился домой — и начался силовой разгон акции. Другие протестующие разбежались, а в Павла попали две резиновые пули. Первую помощь ему оказали люди рядом. На скорой офицера доставили в медучреждение и там прооперировали. Он говорит, что восстанавливался «как собачка».
— Мне сказали ходить на второй день, я в первый пошел, — вспоминает собеседник. — А как? Только преодоление. Первые два дня разрезанная дырка болит, а потом просто чешется, это вам любой доктор скажет.
Через положенные несколько дней мужчину выписали. Он обратился с заявлением в Следственный комитет, по факту ранения завели уголовное дело. Правда, виновных не нашли до сих пор. Мужчину приглашали дать показания в качестве потерпевшего — но его к тому моменту уже не было в стране.
Решение покинуть Беларусь Павел принял вскоре после выписки в 2020-м. Говорит, если бы продолжал лечение на родине — это могло «закончиться грустно», а из потерпевшего его бы перевели в разряд подозреваемых по уголовному делу.
— Опыт прежней работы позволил мне смоделировать ситуацию, выдвинуть версии, которые стали основой для принятия решения и действия. Эти версии потом подтвердились — о том, что накал репрессий будет безостановочно нарастать с каждым месяцем и годом, — считает мужчина, которому в Беларуси пришлось оставить всю привычную жизнь. — Да мне в тысячу раз лучше было бы оставаться дома. Я взрослый, состоявшийся человек, у меня все было. Что называется, полный пакет: квартира, «колесики», участок, друзья, увлечения.
Переезд мужчине дался тяжело, ехать пришлось «в никуда» — через транзитную страну попал в Украину, где у него не было никого из близких. На помощь пришли другие люди.
— Обращался к своим связям, которые мне подыскивали что-то и говорили: вот там тебя могут встретить, переживешь несколько дней, а здесь поддержат. Или «тебе скоро передадут 200 долларов через наших друзей», — рассказывает он.
В Украине Павел жил у людей, которые пошли навстречу и сдали жилье за минимальную цену, дополнительно помогал по хозяйству на их участке. Рассказывает, что не гнушался работы, трудился грузчиком в магазине. К тому же пытался помогать общественно-политическим организациям. Предлагал свое сотрудничество и правоохранительным ведомствам Украины, но там не оценили его инициативу.
В первый день полномасштабного вторжения — 24 февраля 2022 года — он покидал страну «под воздушными тревогами». Говорит, не мог оставаться там, будучи представителем государства-агрессора, тем более с учетом своей прошлой работы.
«Сердце сгорело за два года»
Дальше мужчина направился в Польшу — и столкнулся с новыми трудностями.
— Приезжаешь — квартиры нет, денег на еду нет, знания языка нет. Куда пойти, где оформить PESEL — не знаешь, зачем он — не знаешь. [На работу устроиться] невозможно, потому что возраст — раз, квалификация — два, язык — три… — говорит он.
В Польше Павел прожил около двух лет. Офицер с благодарностью отзывается о жителях этой страны — как простых людях, так и госслужащих. Вспоминает, как те проявляли доброту и заботу. Мужчина получал помощь по гуманитарным программам. Сам он описывает это как «брал бомж-пакеты покушать». Если покупал продукты в магазине — старался экономить.
C арендной платой за квартиру Павлу помогала гуманитарная организация. Однако по истечении двух лет продолжать выплаты они не могли. В итоге в определенный момент офицер «сел на ноль» и оказался «на улице»: у него уже не было возможности оплачивать жилье и продукты.
В итоге его «забрали к себе» родные в другую страну. Мужчина не готов подробно рассказывать о своем теперешнем положении, но не может назвать его благополучным: «Это, в принципе, та же тюрьма, только без надзирателей».
Говорит, сейчас живет благодаря «случайным приработкам» и поддержке родных, а также интенсивно ищет возможность работать. К тому же «расходы минимизировал до безобразия».
За все это время здоровье офицера в отставке не улучшилось. Павел считает, что все из-за переживаний — «сердце сгорело за два года». Собеседник считает, что людей, которые попали в вынужденную эмиграцию, нужно считать потерпевшими:
— Режим набедокурил на миллионы людей. Например, мне переезд был не нужен, я этого не хотел, но затолкала сюда эта банда.
Но на вопрос, не жалеет ли о том, как все сложилось, решительно отвечает: нет.
— Не только не жалею. У нас другого пути не было, — дает однозначную оценку он.
«Если бы этот потенциал правильно направили, мы бы сломали их к чертовой матери»
Сейчас Павел активно следит за новостями, оппонирует политикам и YouTube-блогерам, предлагает собственные инициативы. Говорит, если завтра политическая ситуация в Беларуси изменится — готов вернуться и работать, хоть в «канцелярии».
Мужчина до сих пор охотно рассуждает о событиях 2020 года. По его словам, увидел тогда тысячи «восхитительных ребят», которые действовали «добросовестно» и «совершенно правильно», не желая никакого насилия. Но из-за отсутствия подготовки и организации получился «выстрел в никуда».
— Если бы этот потенциал правильно направили, мы бы сломали их к чертовой матери, — уверен отставной офицер.
При этом он отмечает, что у простых граждан тогда было право на самооборону — но в той ситуации воспользоваться им было невозможно. Он напоминает, что такое право есть у беларусов и сейчас:
— Право необходимой обороны у граждан страны сохраняется до полного пресечения противоправных деяний. Кроме того, все действующие сотрудники внутренних войск, спецназа, МВД и т.д. вправе и обязаны принимать исчерпывающие меры для восстановления законности и правопорядка, конституционного строя в стране.
Павел активно предлагает проекты, направленные на освобождение Беларуси, — как публичные, так и непубличные. Например, делится идеей создавать дискуссионные клубы беларусов в разных городах зарубежья. А еще уверен, что нужно заранее разработать законопроекты и структуры, которые пригодятся после падения режима Лукашенко.
«Так и говорят: „Приказ дают — а я что?“»
Рассуждая о том, почему так мало людей в погонах проявили солидарность с беларусским народом, собеседник говорит о селекции в этой системе. Раньше для того, чтобы работать в МВД, сдавали интеллектуальные и психологические тесты. Но постепенно требования снизились, главным стало, чтобы кандидат «выполнял задание дубинкой дубасить». Для таких людей важным фактором стали бесплатное жилье и другие материальные блага.
— Знаю некоторых, они так и говорят: «Приказ дают — а я что?» Говорю: «Слушай, ну я же тебя учил, что кроме приказа есть еще закон, на основе чего должен базироваться этот приказ. У тебя есть башка, и ты должен анализировать». — «А я не разобрался». Но когда уже руки в крови — так уже потом и разбираться не очень, — рассуждает он и добавляет, что для чиновников на высоких постах в определенный момент подключили манипуляции «компроматом». — Стали работать по принципу: сначала набираем на человека негатив, что он берет взятки, ворует. Документируем все это, собираем. Материал проверки хранится. Как только его назначают на должность министра здравоохранения или генерального прокурора — в управление делами всю «компру», они смотрят: ну да, хорошо. И человек находится на крючке.
Еще в годы службы Павел пересекался с коллегами по МВД, внутренним войскам, прокурорами, судьями. В том числе — с Андреем Шведом, который к сентябрю 2020 года дорос до должности генерального прокурора.
— Я был состоявшимся сотрудником уже с именем и с профессиональным багажом. А он — незаметное такое существо. Тихий такой, всегда внимательно слушал, — вспоминает мужчина. — Чувствовалось, что такой, знаете, исполнитель, что ему хочется оставаться в конторе. Я работал всегда спокойно: выгонят — ну и что, у меня руки есть, буду деревья сажать или дома строить. А он — это та категория «я все сделаю, чего изволите?». Таких сотрудников во всех ведомствах с годами становилось все больше.
Павел надеется, что всех виновников репрессий ждет справедливый суд — не в далекой Гааге, а в Беларуси.
— Невозможно обсуждать, победит народ Беларуси или нет. Он победит с неизбежностью. Просто мы не можем сказать, когда это будет: через 20 минут, через год или 12 лет, — уверен собеседник. — И силовики это тоже понимают. Почему они сейчас создали всякие «спортивно-патриотические клубы»? Основная мотивация — страх. Понимают, что естественный ход развития ситуации ведет к тому, что Лукашенко будет сметен, снесен к чертовой матери. И они вместе с ним. И наступит момент — так сказать, эра законности. Так вот, чтобы ее отодвинуть, они именно сейчас превращают молодежь в «манкуртов» (людей, которые забыли о своих национальных корнях и своем родстве. — Прим. ред.). Особенно важно довести до сведения противников демократических перемен, карателей и террористов, что самозванец и его «чудо» движется к финалу. Это агония обреченных. Поэтому логическое развитие неизбежно приведет всех пособников режима к законной ответственности. А минимизировать ее пока еще могут и обязаны сами «ябатьки».
